Изначальные взгляды Ницше на предмет теории вечного возвращения формировались под шепот философских интуиций греческой античности. Позже, с целью продолжить свои изыскания, немецкий философ обратился за консультацией к естественным наукам. Это масштабное начинание было движимо искренним стремлением исследовать преемственность смысла между традициями мифической и рационально-эмпирической (т.е. научной) мысли. В частности, Ницше был заинтригован тем, как взаимосвязь мифа и науки разыгрывается в концептуальной плоскости идеи вечного возвращения и феномена энтропии. В процессе исследований, он осознал, что мировоззренческие допуски метафизического характера продолжали выполнять функцию «несущих опор» современной науки. Терпеливо распутывая клубок, в котором основательно перемешались физика и метафизика – Ницше уловил возможность синтеза научного объяснения своей «фундаментальной концепции» (EH: Z, §1) с мифической мудростью веков. Его [предварительные] выводы оказались взрывоопасными. Доктрина вечного возвращения неизменного, вместо сонного космического безразличия, указывала на необходимость радикальной переоценки всех ценностей. Она явилась интеллектуальной средой, в которой необходимость переоценки предстала, как очевидность. Сила теории вечного возвращения трансформировала свое олицетворение – Сверхчеловека (‘Übermensch’) – в форму благополучия. Ницше был убежден, что его «самая значимая идея» (NF-1881:11[148]) укажет путь, которому мы должны следовать, во избежание участи, предсказанной человечеству в мрачном пророчестве Силена (BT: §4).

Изначальные взгляды Ницше на предмет теории вечного возвращения формировались под шепот философских интуиций греческой античности. Позже, с целью продолжить свои изыскания, немецкий философ обратился за консультацией к естественным наукам. Это масштабное начинание было движимо искренним стремлением исследовать преемственность смысла между традициями мифической и рационально-эмпирической (т.е. научной) мысли. В частности, Ницше был заинтригован тем, как взаимосвязь мифа и науки разыгрывается в концептуальной плоскости идеи вечного возвращения и феномена энтропии. В процессе исследований, он осознал, что мировоззренческие допуски метафизического характера продолжали выполнять функцию «несущих опор» современной науки. Терпеливо распутывая клубок, в котором основательно перемешались физика и метафизика – Ницше уловил возможность синтеза научного объяснения своей «фундаментальной концепции» (EH: Z, §1) с мифической мудростью веков. Его [предварительные] выводы оказались взрывоопасными. Доктрина вечного возвращения неизменного, вместо сонного космического безразличия, указывала на необходимость радикальной переоценки всех ценностей. Она явилась интеллектуальной средой, в которой необходимость переоценки предстала, как очевидность. Сила теории вечного возвращения трансформировала свое олицетворение – Сверхчеловека (‘Übermensch’) – в форму благополучия. Ницше был убежден, что его «самая значимая идея» (NF-1881:11[148]) укажет путь, которому мы должны следовать, во избежание участи, предсказанной человечеству в мрачном пророчестве Силена (BT: §4).